Серебро

О стены одинокой серой башни, стоявшей на самом краю пляжа из крупных, острых как бритва камней, требовательно билось море. Завывал ветер, соленые брызги оставляли на кромке берега светлую, соленую корку, а солнце скрылось за столь плотной вуалью облаков, что было совсем непонятно — день сейчас, раннее утро или же дело к вечеру?

Вот и небольшой отряд добровольцев, с трудом идущий через скользкие булыжники и насыпи уже несколько дней, не знал не то, что время суток, а сколько они вообще идут через эту бесконечную, мрачную и сырую гряду. Одежда пропиталась влагой, стала тяжелой и совсем не грела, обувь стерлась о бритвенно — острые камни и мужчины были вынуждены перемотать ступни лоскутами накидок и тряпками из мешковины, хоть и помогало это, честно говоря, не особо, и цепочки кровавых следов тянулись на много миль назад.

Мужчины аккуратно спускались по склону к морскому берегу. Налет соли на острых булыжниках обжигал израненные ноги, будто путники шагали по языкам пламени, а брызги воды битым стеклом кололи лица. Чем ближе отряд приближался к таинственной, серой башне, тем сильнее тень страха и сомнений сковывала их и без того угрюмые лица. Спотыкаясь, оскальзываясь на острых камнях, они подошли к большой белой плите. Она белым пятном выделялась на черно - сером фоне побережья: гладкая, не тронутая ни водой, ни ветром. Возле нее в гальку были вбиты несколько деревянных колышков, на которых лохмотьями висели остатки сгнившей веревки.

Один из мужчин вышел вперед. Красными, будто сырое мясо, обветренными руками, он из глубины своих одеяний достал крошечный, завернутый в промокшую шаль, сверток. Младенца. Крошечный ребенок — не больше полугода от роду, умудрился вызволить из плотной ткани маленькую ручку и уцепиться за указательный палец мужчины. Тот задрожал, склонил голову, и медленно положил сверток с младенцем на белоснежную плиту. Ребенок недовольно угукнул, когда мужчина убрал палец из его хватки. Остальные из отряда осенили себя амулетами из дерева и ярких бусин, глубоко поклонились, вскинув руки к небу, и спешно, насколько им позволяли изуродованные ноги, удалились прочь, так ни разу не оглянувшись.

Оставшись в одиночестве на холодном камне младенец начал истошно кричать. Вопль эхом разнесся по всему каменистому пляжу, отразился от волн. Внутри серой башни приоткрыл глаза огромный, серебряный дракон. Великолепное существо, потревоженное раздражающим, резким звуком, подняло величественную голову и неспешно соскользнуло вниз своего жилища. Выбравшись на пляж, дракон встряхнулся и обвел побережье взглядом сверкающих серых глаз, остановив взор на белой плите. Громкий звук явно шел от нее.

Дракон устало, как-то совсем по-человечески вздохнул могучей грудью и медленно подошел к источнику вопля. Изумительной красоты серебряную чешую окатило морской пеной, когда он склонился над крохотным существом.

Вот уже почти сто лет жители из ближайших селений приходили сюда раз в год. Приводили козу или овцу, пару раз теленка, одним словом — дары. С чего они взяли, что серебряный дракон благословляет местные земли на урожай и дожди, сам хозяин башни не имел ни малейшего понятия. С людьми он взаимодействовал за свои прожитые века крайне мало, а о обычаях этих хрупких созданий знал только из архивов своей библиотеки. Они были ограничены, легко внушаемы, жили мало, поэтому об их причудах этих созданий дракон много не размышлял. Если от съеденной им овечки этим людям станет легче, то пускай оно так и будет. Величественного хозяина серой башни это не касалось. Однако сейчас розовый комочек, лежащий на гладкой плите, был совсем не похож на домашний скот или иное животное. При ближайшем рассмотрении дракон понял, что нарушил его покой человеческий детеныш. Младенца дракон видел впервые, с любопытством обнюхал, аккуратно толкнул красивой серебряной мордой, даже слегла попробовал раздвоенным языком. Ребенок, казалось, совершенно не боялся — распахнул глазенки и попытался ухватиться крохотными ручками.

— Ну и что же мне с тобой делать, — подумал дракон, — такой маленький, даже на один зубок не пойдешь.

И тогда могучий, серебряный дракон принял самое спонтанное решение за долгие века своей жизни — забрал младенца в башню. Там он обогрел человеческого ребенка своим серебряным дыханием и сперва глаза, а затем и кожа его преобразились, облачившись в серебро. Под защитой своего могущественного опекуна, обогретая его волшебным дыханием, малышка — а это оказалась девочка, росла, не зная холода и голода. Дракон дал ей имя — Сюльфхейм, Серебряная. Плоть ее стала твердой и гладкой, подобно драгоценному металлу, и острые камни побережья не могли ранить ее голые ноги, когда она танцевала средь них, купаясь в лунном свете.

Сюльфхейм научилась ловить рыбу, и хотя голод не мучил ее естество, вкус рыбы приносил девушке удовольствие. Она ныряла с высоты серой башни в морскую пучину, собирая со дна круглые, блестящие жемчужины, ее магическая плоть не тянула Сюльфхейм на дно, позволяя ловко плыть по соленым волнам. И хоть редкий чужак осмеливался подойти к драконьему побережью достаточно близко, но охотники за моллюсками, плененные добычей, все же рискнули приблизится одним холодным, зимним утром.

Еще долго по селам и деревням ходила молва о волшебной серебряной деве, что танцует у драконьей башни. Неуязвимая к холоду и острым, словно лезвия, камням, с жемчугом, вплетенным в длинные серебристые волосы. Проверить, однако, достоверность этих слухов никто так и не решился.

Все же в башне на краю мира жил дракон.