Зима не приходила уже четыре года. Поля и леса высохли, звери ушли — им больше нечем было питаться. Реки пересохли, а единственное озеро в долине, некогда глубокое и полное рыбы, практически полностью обнажило дно.
— Нам нельзя больше ждать. Мы должны отдать дань Зимней Старухе.
Толпа вокруг Совет - Камня согласно зашумела:
— Дань! Мы принесем ей дань!
— Она простит нас и снова придет зима!
— Реки и озера наполнятся, почва пропитается влагой, а мертвые болота замерзнут и мы сможем охотится в соседней долине…
— Нет! — громко отрезал Староста, — мы больше не будем приносить детей в жертву этой твари.
— А что ты предлагаешь, Мату? — визгливый голос Аруши прорвался сквозь толпу, — Мы подохнем тут все, если не принесем дань Старухе.
— Аруши права! — Одна жизнь за наши! Одна жизнь за наши!
Люди словно впали в безумие, плотнее сомкнув кольцо вокруг Совет - Камня и Мату:
— Одна жизнь за наши!
— Дань Зимней Старухе!
— Дань за наши жизни!
— Прекратите! — крик Мату ворвался в толпу, — Она никогда не насытится! Она вновь и вновь требует наших детей! Нашу кровь! Она никогда не оставит нас в покое, как же вы не поймете?!
— Одна кровь, чтоб появилась другая! Кровь за кровь! Наша кровь для нашей крови! — снова завизжала Аруши, тыча костлявым пальцем в Мату.
Толпа вторила ей:
— Одна кровь за нашу кровь!
— Одна дань за наши жизни!
Староста закрыл руками лицо: люди были правы — без прощения Старухи их шансы на выживание были невелики. Все запасы кончились еще несколько лун назад, брать новые было негде. Мертвые воды не давали им шанса уйти в другую долину и Мату знал — это проделки Старухи. Ее месть, что уже четыре года клан не приносил ей дань. Здорового младенца. Такую дань брала Зимняя Старуха за свою благосклонность и приход зимы.
По спине Мату пробежал ледяной пот, ведь единственный здоровый младенец в клане — Этну, его внук. Здоровые младенцы в клане были редкостью и до того, как он отказался отдавать дань Зимней Старухе, а Этну и вовсе был единственным рожденным ребенком за последние четыре года. Мату считал настоящим чудом рождение здорового внука, но теперь его сердце сковал страх.
Он нашел глазами в толпе свою дочь Дайну. Ее лицо побелело от ужаса, губы были искусаны до крови, она обхватила худые плечи руками, чтобы унять сотрясающую ее дрожь.
— Я…мне надо подумать. Мне надо подумать! — Мату пытался крикнуть это людям, но вышел только хриплый полушепот, — мне надо подумать…
Он начал медленно идти сквозь толпу к Дайне. Вокруг продолжали кричать люди, что-то визжала вслед ему Аруши, его пихали, хватали за полы накидки, но он упрямо шел вперед.
Дайна бросилась к нему и, придерживая друг друга, они вернулись в свою дом - избу. Очаг слабо горел, пахло гнилой травой и сыростью.
Этну лежал в небольшой колыбельке и мирно спал, похоже крики снаружи не разбудили его. Дайна с нежностью погладила малыша по темным волосикам и взглянула на отца:
— Что нам делать? Ты сам видел, они обезумели от голода. Они придут за нами. Придут за Этну, — но если не принести дань Зимней Старухе, то умрет весь клан…
Дайна залилась слезами, прижимая руки ко рту, чтобы не разбудить сына.
Мату не знал, что ответить. Толпа снаружи скоро стихла, но это было затишье перед бурей. Он долго думал, смотря на то, как Дайна возится с внуком. Совершил ли он ошибку, отказав Старухе в обычаях, которые уже почти сотню лет соблюдал клан? Мату помнил, как его младшую сестренку отнесли Старухе. Помнил, как рыдала мать. Тогда он поклялся себе, что это прекратится, что это кончится…но какой у него есть выбор?
Мату с дочерью доели остатки жидкой похлёбки из желудей — последняя еда, которая у них оставалась и легли на свои узкие лавки, покрытые старыми покрывалами и шкурами.
Но сон не шёл к Мату. Ему слышались шёпот Старухи и крики людей, сходящих с ума от голода и отчаяния. И когда рваные лоскуты облаков скрыли тусклый свет луны на грязном небе, Мату принял решение.
Он аккуратно поднял спящего внука на руки, укутал в свою накидку и вышел из дом - избы.
Чащоба Старухи встретила его противоестественной тишиной. Ряды мёртвых, сухих деревьев склонились к чёрной земле, будто осуждая Мату за его поступок. Младенец на его руках крепко спал и выглядел таким беззащитным, что старый мужчина залился слезами отчаяния и вины. Тропинка была чистой, будто по ней ежедневно ходили не один десяток человек и вскоре Мату увидел девственно белый Дань - Камень.
Огромный, гладкий как водная поверхность, он лежал на мёртвой земле, будто кости мира показались из тлеющей плоти. Мату аккуратно положил внука на Дар - Камень и поцеловал Этну в лоб. Затем взял небольшой нож и разрезал себе ладонь — кровь из раны полилась на белую поверхность и впиталась без остатка, не оставив и следа. Мату опустился на колени и стал ждать. Тусклое солнце практически показалось из-за горизонта, когда Мату увидел её. Сгорбленная фигура с длинными, седыми волосами медленно приближалась к Дар - Камню. Этну вдруг проснулся, заплакал и Мату с трудом заставил себя не бросится к внуку и остаться на месте. Зимняя Старуха приблизилась:
— Ты всё же пришёл,— она осклабилась, обнажив безупречные белые зубы,— я узнала твою кровь…такую же, что была у твоей сестры.
Мату содрогнулся в рыданиях.
Старуха взяла Этну на руки и тот заплакал ещё сильнее.
— Тсссс, тише мой милый, тише…
Раздались жуткие чавкающие звуки и плач прекратился. Мату, сквозь рыдания, осмелился поднять глаза — Старуха, нет, теперь это была молодая женщина с копной белых волос, размазывала остатки крови вокруг пухлых губ. Старое одеяние оттянули женственные формы, осанка стала безупречной, кожа гладкой и упругой. Она улыбнулась окровавленными зубами и грациозно скрылась среди мёртвых крон.
На залитое слезами лицо Мату упали несколько снежинок.